Придерживаясь поставленной задачи: размышления о надежде и ко________се (заполнить слово)
В 2020-м году исполняется 350-я годовщина со дня смерти одного из интереснейших педагогов всех времен и народов, и это событие побудило меня задаться целью каждый месяц на протяжении года публиковать по одной статье о Яне Амосе Коменском. Также написание этих строк совпало с началом общегосударственного карантина, в котором я невольно участвую, как один из членов общества, в его попытке замедлить распространение коронавируса. Вы можете сами заполнить опущенный элемент в названии этой статьи, как вам будет угодно. (Чтобы пояснить, почему стоит все же писать о Коменском в то время, когда главным событием дня является пандемия коронавируса.)
Во времена крупного кризиса, каковой мы сегодня переживаем, очень легко поддаться ощущению, что все приоритеты радикально и надолго смещены. Я помню, как музыканты писали под впечатлением терактов 11 сентября 2001 года, что в тот момент им казалось тяжело найти оправдание для того, чтобы зарабатывать деньги музыкой. Это казалось неуместным, неуважительно обыденным – играть на инструментах в такой болезненный для всех момент. Временами я тоже чувствовал нечто подобное на этой неделе. Тогда как люди и учреждения, с которыми я имею тесное общение, подпали под физическое, социальное и экономическое влияние этой сумятицы, глубокие социальные разделения снова выступили на передний план как общественная реакция. Я переживаю те же самые циклы оптимизма, пессимизма, беспокойства, отключенности, сверх-вовлеченности и т.д., какими, я подозреваю, заражено сейчас большинство. Пока я ищу в себе силы для работы дома над детально-ориентированными долгосрочными проектами, другие впадают в крайность гипер-энергичности или теряют работу – я же сам попал в ситуацию, когда мне пришлось отменить задолго запланированные мероприятия и заново пересочинять установленные ранее процессы и сроки. Не удивительно, что мне оказалось труднее, чем обычно, поймать фокус внимания. Сейчас очень легко прийти к ощущению, что работа над образовательными проектами – кроме запуска онлайн обучения – стала неуместной и вовсе не актуальной, так как школы закрыты, учащиеся изолированы, выпускные экзамены отменены, а число смертности всё возрастает. Вероятно, в таких условиях лучше быть врачом или, как минимум, подключиться к изготовлению медицинских масок.
Как это было уже не раз, я нашел подкрепление в Яне Коменском. Меня всегда впечатляло в нём, среди прочего, то, как он упорно трудился над усовершенствованием образования на протяжении ряда жизненных обстоятельств, которые подвергли бы испытанию на прочность даже самых лучших из нас. Когда ему было 26 лет, и он только-только посвятил себя двум главным целям жизни: осуществить реформу церкви и реформу образования, работая пастором и учителем, – развернулась Тридцатилетняя война. Его маленькая деноминация в Моравии подверглась гонениям, и вскоре его город штурмовали, после чего Коменский был вынужден скрываться, оставив свою беременную жену и первого ребенка с родственниками на оккупированной территории. В результате войны разразилась эпидемия чумы, и его жена и двое детей погибли, оставив его безутешно скорбящим, бездомным и изолированным, «жалко прячущимся от страха человеческой ярости». Он писал:
«Горе нам со всех сторон: жестокий, кровавый меч уничтожает мою дорогую родину; замки, крепости и сильные города побеждены; города, деревни, великолепные дома и церкви разграблены и сожжены; поместья расхищены, скот угнан и убит; бедное население подвергается страданиям и мучениям, а кое-где жителей даже убивают и уводят в плен... Кажется, что скоро все может превратиться в пустыню»1
Будучи пастором, Коменский последовал со своей паствой в изгнание, чтобы никогда уже не вернуться в родную землю, но несчастья не остались позади. Несколько лет спустя он отправился в Англию на совещание по реформе образования для того только, чтобы стать свидетелем начала Английской буржуазной революции, оставившей его за бортом. После того как, ближе к концу жизни, он вместе со своей общиной нашел прибежище в Польше, началась Северная война между Швецией и Речью Посполитой, и городок, в котором они жили, был разорён. Его дом сожгли до тла, и он утратил всё, включая рукописи, над которыми трудился десятилетиями. Между тем, заключенный по завершению Тридцатилетней войны Вестфальский мир не обеспечил защиты моравским братьям, оставив их навечно обездоленными. Пророчества об их грядущем восстановлении, которым Ян Коменский доверял и способствовал их опубликованию, оказались ложными. Одна из задач, решением которой он энергично занимался как старший епископ Общины Братьев, заключалась в написании инструкций для ее членов о присоединении к другим церквям, когда расформирование деноминации стало наиболее вероятным исходом. В своём Via Lucis («Пути Света») он описал себя так: «Один из смиренных людей, пожилой Коменский, жизнь которого прошла в скорбях, и годы – в сетовании».2 Ян Коменский жил и умер как человек, на личном опыте познавший нестабильность, опасности, потери и язык горького плача.
Что не перестаёт поражать меня на протяжении всех этих злоключений – это степень сосредоточенности, которую он сохраняет в отношении долгосрочных целей своего труда, направленного на поэтапное усовершенствование образования, а также фундаментальное посвящение, которое управляет ими. Он много писал сам, контролировал создание новых учебников и лично руководил школьными реформами. В конце жизни скорбный плач был не единственным мотивом его произведений. Фактически, он не был даже особо выдающейся темой. В его последних трудах, над которыми Коменский работал как раз перед смертью, в 1670 г., он все так же настаивал на том, что:
«Ответ на наши молитвы зависит от наших хлопот, и пота, и бдительности, и нам не следует рассчитывать получить его другим путем. Ибо именно это угождает Творцу вселенной ныне и вовеки, в соответствии с Его мудростью, что наиболее важное в жизни производится только ценой величайших усилий. Другое дело – дешёвые вещи. Грязь, песок и булыжники доступны в любое время, но металлы и драгоценные камни добываются из недр земли».3
Хотя временами Коменскому приходилось добывать «сокровища» в кромешной тьме, он продолжал обтесывать свои долгосрочные задачи, провозглашая главным мотивом к действию свою веру в то, что искупление всего творения гарантировано Богом, призывающим нас к сотрудничеству, а не к слепому оптимизму; и свое осознание, что любой труд должен корениться в любви к Богу и к ближнему. Словами, которые, кажется, вполне применимы к существующему сегодня разнообразию реакций на призыв к соблюдению социальной дистанции, он писал следующее:
«Желать добра только самим себе, а не и другим, - это эгоизм, отрицание и зависть, которые запретны для сыновей Божьих как откровенная глупость и беззаконие; делать часть дороже, чем целое, и себя – дороже, чем человеческую расу, и, в конечном счёте, творение ставить превыше Творца, работая для себя, вместо того чтобы трудиться для Бога через всё сущее».4
Пока все мы пытаемся понять, как нам реагировать на внезапное нарушение стабильности всего нашего жизненного уклада, некоторые педагогические комментарии, естественно, фокусируются на необходимости конструктивно «поймать момент» и принять сдвиг в парадигме, в то время как обучение вынужденно переходит в онлайн-режим. Нам говорят, что образование никогда уже не будет прежним. Похоже, в этом есть определенная мудрость, и в мои намерения не входит рекомендовать нам всем действовать так, как будто бы ничего не изменилось. Мы должны приспособиться к ситуации и нести свое служение наилучшим образом в том, что Ян Коменский называл «калейдоскопом» изменяющихся жизненных обстоятельств. Тем не менее, меня не покидает чувство, что сам Коменский настаивал бы на необходимости глубоких перемен в образовании даже в самые спокойные времена, и с недоверием относился бы к безудержной спешке окунуться в педагогические практики будущего под влиянием всплесков и побуждений хаотического момента. Из его работ я извлек настойчивое понимание того, что, даже когда вокруг царит война, чума и человеческие потери, проявлением надежды является продолжение вдумчивого, кропотливого труда над мельчайшими деталями, которые привносят основание веры, надежды и любви в педагогическую практику.
Такие кропотливые детали легко отмести в сторону, когда события нарастают, и кризис способствует развитию апатии или безрассудного энтузиазма, и, тем не менее, я вижу один ободряющий признак во взаимодействии с коллегами: готовность уделять время внимательному обдумыванию последствий каждого следующего шага ради благополучия наших учеников и исполнения нашего главного долга и посвящения. Приступая к своей повседневной работе, я беру от Коменского напоминание продолжать заниматься именно теми задачами, которые кропотливо вносят вклад в искупительное будущее. Сегодняшний момент призывает не только к переменам, но к терпению и прилежности. Некоторые аспекты нашего призвания остались непреложны. Мне кажется, достойно лелеять мечту, что в конце пути мы сможем сказать, наряду с Коменским:
«Я сделал все, что мог. Если слабость из-за старости и переутомления или несчастий и помех занятой жизни помешала мне сделать гораздо больше, я верю, что буду прощен. Я не стану первым или последним из тех, кто желал сделать больше, чем он мог бы сделать, то есть, кто полностью посвятил себя во имя общественного блага, несмотря на то, что им все же не хватило сил. ... Я смог исполнить свою часть в воле Господа, Который распределяет Свои дары беспристрастно».5
Дзвид Смит является Директором Института Кайерса по христианскому преподаванию и обучению и автором многих книг, в том числе Ян Амос Коменский: дальновидный реформатор школьного образования (см. каталог книг МАРХО https://mapxo.org/knigi-marho)
Примечания
1. Comenius, Truchlivý («Скорбящий»), приведено в качестве цитаты у Daniel Murphy, "Comenius: A Critical Reassessment of His Life and Work". Dublin: Irish Academic Press, 1995, p.12.
2. John Amos Comenius, The Way of Light, перевод E. T. Campagnac (Liverpool/ London: The University Press/Hodder & Stoughton, 1938), Dedication, p.26.
3. John Amos Comenius, Pannuthesia or Universal Warning, перевод A. M. O. Dobbie (Shipston-on-Stour: Peter Drinkwater, 1991), p. 10.
4. Pannuthesia, p. 25.
5. Pannuthesia, p. 17.